ВЛАСТЬ И ИНСТИТУТЫ НАСИЛИЯ

ВЛАСТЬ И ИНСТИТУТЫ НАСИЛИЯ.

Или какая связь между мэром на велосипеде и Христом, прямой линией президента и мусульманской ночью молитв, сакральностью власти и запретом на посещение реанимации и при чем здесь декретные отпуска отцов.

***

Как некоторым политикам удается вписаться в коллективный архетипический образ отца, защитника и вершителя судеб, вызывать покорность и страх лишь одним взглядом с телеэкрана, то есть вне физического контакта с реальными людьми? Как так получается, что уголовные дела за картинки и лайки по римскому принципу поддержания дисциплины – децимации (когда по случайному жребию наказывали каждого десятого,)парализуют страхом большинство?

Это возможно, только если у этого зрителя УЖЕ сформированы механизмы восприятия власти как сакральной. Кем же сформированы эти механизмы, если этот конкретный человек из телевизора и знать не знает своих покорных слушателей? А главное – зачем психике нужно власть сакрализировать?

Психика вынуждена сакрализировать власть, чтобы объяснить и принять насилие. Тот, кого мы возведем в ранг бога будет иметь права совершать насилие «ради нашей же пользы». Терпеть насилие от равного, то есть знающего и понимающего столько же, сколько и мы – невозможно. Родителю виднее, воспитатель знает, что делает, учитель всегда прав – это аксиомы, обеспечивающие послушание, но они не возникают сами по себе, им человек обучается. Обучается в институтах насилия с самого рождения.

Сколько нерассказанных историй о насилии в родах и бум домашних родов как протест? Сколько хранят раненные сердца детей историй о детских садах и их ужасах? О школах и насилии и травмах в них? О больницах? Детских домах? Тюрьмах? Чтобы там выжить, психика должна «объяснить» себе насилие. Объяснить, принять как единственно возможную реальность и адаптироваться.

Первая основа насилия: неравенство.

Только родитель-бог, который первые годы ребенка физически его больше и сильнее может творить что угодно с детской психикой это будет принято, как должное.

Только воспитатель-бог, в чьи руки ребенка передает бог-родитель каждый день может орать и шлепать ребенка за недоеденную кашу и пугать, что «мама никогда тебя не заберет, если ты не уберешь игрушки».

Только врач-бог, от которого зависит ваша жизнь и другого найти нет возможности, может не пускать вас в реанимацию к близкому человеку, потому что если он такой же, как и вы, ему легко сказать «любезный, давайте-ка мне сейчас письменный отказ, я иду с ним к юристам и у вас проблемы».

Основа послушания - страх перед божеством, где божество - это не-человек, то есть не-равный, но обладающий над человеком властью. Только тогда включится внешнее торможение, но отключится всё остальное.

Читайте также: Выход из треугольника Карпмана

Именно поэтому у детей так часто и так быстро в школах ломается инстинкт познания, который отлично работал до школы, заваливая родителя вопросами «почему небо голубое». Инстинкт познания вторичен к инстинкту свободы: задача ребенка теперь не познавать мир, а научиться выкручиваться: списывать, обманывать про «домашку», пытаться заболеть, чтобы не пойти в школу. Вдолбить знания – «прекрасное» описание происходящему: в школе ребенка зачастую научат тому, что ему очень пригодится в дальнейшем в рамках системы институтов насилия – выкручиваться. Именно в такие же игры потому будет играть руководитель с подчиненным, придумывая хитрые карточки учета рабочего времени, а работник в свою очередь способы их обхода. Именно поэтому возникают безумные уголовные дела – это нужно для отчетности. Кому? Тому, кто стоит выше. Это развивает знаменитую смекалку и сильно снижает качество работы и производимой продукции.

Основа насилия номер два: недоступность.

Но мало быть неравным, архетип власти включает в себя второе важное качество: недоступность божества. Причем с важной ремаркой – с надеждой на контакт, иначе психика откажется признавать возможность контакта с тем, что вообще не дает о себе знать, как безымянная звезда из какой-нибудь далекой галактики.

В мусульманском мире раз в году есть "ночь молитвы". В эту ночь Аллах спускается с седьмого неба к самому ближнему к земле. Он становится настолько близок к людям, что слышит все их молитвы. И если правоверный мусульманин проведет эту ночь в молитве, то его прошения будут услышаны и исполнены. Раз в год президент проводит прямую линию с народом и если удастся дозвониться... В остальное время – только посредник пресс-секретарь и записочки с прошениями.

Именно поэтому чиновник отгорожен мигалками и дворцами – недоступность главный атрибут неравенства. Физическая недоступность руководителя замещает эмоциональную недоступность родителя, с которым вместо контакта у ребенка сложились архетипы подчинения.

***

Интересно, как закрытость и недоступность сыплется в эпоху интернета. Вот вы преклоняетесь перед врачом или в ужасе трепещете даже от воспоминания о строгом учителе, вот от походки начальника по коридору замирает сердце, а заслуженный военный кажется истинной опорой отечеству. И тут вдруг в одноклассниках учитель размещает дурацкие мемы, или врач постит в открытом доступе альбом «мы с друзьями бухаем на даче», а военный оставил такой комментарий под чьим-то постом, что потом в интернет заходить стыдно. Не говоря уже про дилемму «психолог и соцсети». После этого сакральность уж если не разрушается, то дает трещину. Не так много политиков (и вообще публичных личностей) это улавливает, но кто улавливает и этим в том числе сохраняет свою сакральность и избегает троллинга и попадания в мемы – как известно высмеять, значит дексарализировать. Ведь совсем иначе смотрится отчет пресс службы о рыбалке президента, чем его селфи с рыбой и подписью «зацените улов!»

***

Не поэтому ли нам кажется невозможным, чтобы мер ехал на работу на велосипеде, потому что какой он бог после этого, а если он такой же как мы, зачем его слушаться, если можно наконец-то не слушаться? Не поэтому люди соглашаются с увольнением учительницы за фото в купальнике с формулировкой «позорит честь профессии»? То есть понятно, что учителя всегда ходили на пляж в купальниках, но не так чтобы это могли видеть все ученики.

И именно об этом «безумии» говорит апостол Павел в своем послании: «Мы проповедуем Христа распятого – иудеям соблазн, эллинам безумие.» Страдающий и распятый бог, въезжающий в свой город на осле и омывающий ученикам ноги – по истине безумный вызов архетипу власти: будь то полководец в золотых доспехах или бронированный кортеж президента.

***

Выпускник институтов насилия должен усвоить главный урок: те, кто выше принимают решения о жизни, тех, кто ниже. Квинтэссенция этого – выпускники детских домов, у которых не было ни своего пространства, ни своей одежды – всё для них определялось чужими решениями. Некоторые из таких детей даже не понимают, когда они голодны или сыты – голод, когда заставляют есть, сытость, когда еду забирают.

И опять есть другая сторона, знакомая приемным семьям и специалистам с ними работающим – жертвы насилия – не «пусики» и не «няшечки» и любовь не достаточное, хотя и необходимое условие. Сколько приемных родителей, берущих детей с самыми благими намерениями, ни разу не поднявших до этого руку на своих обнаруживают себя в ужасе после шлепка или подзатыльника приемному и в слезах «Неужели я это сделал(а)?»

Сколько трагичных историй возврата детей, когда усыновители столкнулись с совсем другими трудностями, нежели присутствуют у детей, живущих в семье и оказались к этим трудностям не готовы. Тут можно сетовать на формальность процедуры усыновления, на то, что не все школы приемных родителей уровня школы Людмилы Петрановской, на отсутствие психологической помощи приемным родителям, на то что общество по-разному относится даже на уровне терминов к возврату: кровного ребенка ты «сдаешь» в детский дом, а приемного «возвращаешь», но факт остается фактом: с травматиком и его травмой действительно очень и очень сложно даже при наличии всех возможных ресурсов.

Громкие истории неудач усыновления американскими родителями детей, возможно, как раз про непонимание психологии выпускников институтов насилия, травматиков. Многие из приемных родителей искренне хотели помочь, любили, тратили кучу денег на психологов, педагогов, но несмотря на все усилия, встречались случаи, когда, казалось, перепробовано уже все и в итоге либо отказывались, либо в прямом смысле сходили с ума. Потому что детские дома в том виде в котором они существуют сейчас - это неизбежная травма и пытка, а главное они формируют такие нарушения привязанности, с которыми мир без таких форм содержания детей уже давно не сталкивался и понятия не имеет, что это такое. Это как с тропическими болезнями – в Москве единственный институт тропических болезней, так как они в наших широтах экзотика и если вы после визита в Кению, не упомянув о своем путешествии, загляните к участковому терапевту с очень большой вероятностью он не отличит шистосомоз от аллергии, не потому что проспал единственную лекцию в мединституте по тропическим болезням, а потому что за свою практику в глаза такое не видел.

Не об этом ли целая волна голливудских фильмов (которые очень часто психотерапевтично поднимают актуальные темы) ужасов по теме «берем ребенка, а это дьявол во плоти?"

***

Мер на велосипеде работает только в том случае, если большинство членов общества вырастили своего бога внутри (торможение), если граждане могут ездить в красивых вагонах без охраняющего их человека, если деструктивные импульсы вандализма лобные доли оттормаживают даже не доводя до сознания. Но истории детей-маугли говорят нам о том, что само так не получится – только если мир вокруг поможет ребенку стать таким.

Кстати, в этом и непонимание менталитета других культур. Если человек европейской культуры насилует ребенка – это психопатология несрабатывания механизмов торможения на импульсы, но если насилие осуществляет человек, в чей культуре женщина, а особенно ребенок женского пола не человек, а вещь – то торможение даже не начинается – это как пнуть футбольный мяч проходя мимо: полевое поведение, ничего личного. Разница культур – это в первую очередь разница точек приложения ресурса торможения.

Я ни в коем случае не идеализирую прекрасное «там» и ужасное «здесь» - любое черно-белое мышление – это упрощение проблемы, а значит отдаляет нас от её решения. Более того, насилие, к сожалению, иногда очень эффективный инструмент и в этом его главная проблема: черт побери, оно работает! Вопрос в том – что считать целью. Да, вы остановите истерику ребенка словами «сейчас сдам тебя в детдом», да, розгами можно запугать учеников, чтобы они сидели тихо, да вы заставите статьей за тунеядство ходить людей на работу, но вопрос какой ценой. Насилие такой опасный инструмент, что дискуссии о его применении не прекратятся никогда (и это к счастью). Опасный, потому что калечит не только тех, против кого обращено, но и отравляет тех, кто его осуществляет.

Это дилемма сопротивления злу силой занимает умы мыслителей не одно столетие, как и не первое столетие идут дискуссии о том немытая ли Россия или великая, богоизбранный ли русский народ или неудачный геополитический эксперимент. И у сторонников каждого из этих взглядов свои весомые аргументы.

***

Но если мы посмотрим на эту проблему через концепцию травмы и личностных характеристик травматика, то станет понятнее отчего такие дискуссии вообще возникают. Травматика, который привык осуществлять насилие, потому что когда-то оно помогло ему выжить.

Травматик – это и есть в первую очередь выживший. А значит по-своему сильный. Если бы травматик не вышел живым из безумно сложных обстоятельств, его бы и не обсуждали – его бы просто физически не было, как нет многих стран и народов, о которых мы знаем лишь из исторических книг. Но выжить – не значит пережить. Можно выжить на войне ценой неумения жить в мире: ведь именно на войне важно уметь подчиняться и принимать насилие как данность. Иначе не будет победы.

Чтобы выиграть войну нужно безусловное подчинение. Не дискуссии, не консилиум, не долгие диалоги – приказ и действие, иначе может быть поздно. И для этой цели архетип бога-начальника, при котором торможение всех своих импульсов включается моментально, подходит идеально. До появления атомный бомбы, когда мир наконец-то в ужасе притих и агрессия стала проявляться по большей части в локальных конфликтах, бизнесе и спортивных состязания, Россия будучи империей много воевала, причем война так или иначе касалась всего населения. И то что пригодно на войне в жизни оборачивается посттравматическим стрессовым расстройством, термин, который впервые был сформулирован после вьетнамской войны.

Именно поэтому наказание детей, послушание и подчинение, выращивание «удобных солдат», и прочие «слишком ты много хочешь» - это не частное дело, а политический вопрос, который звучит как «кто нас защитит, как раньше, если вы все тут такие изнеженные индивидуальности»? Однако, возможно, войн в понимание оскароносных батальных сцен больше не будет, потому что они станут в отличии от прошлых лет просто экономически нецелесообразны по многим причинам и тогда поддержание высокого уровня агрессии в отдельно взятой стране окажется тоже бессмысленным, как и раздутые военные бюджеты.

***

И если рассматривать население много воевавший страны (причем много воевавшей и в гражданских войнах, что тоже формирует свою психологическую динамику) как травматиков, то тогда можно приблизиться к пониманию как в одних и тех же людях может сочетаться жестокость и жертвенность. Самое безумное, что можно делать с травматиком – это критиковать его в стиле «возьми себя в руки и посмотри с тобой все не так, покайся!». Это: а) не работает б) активизирует его паттерны защиты, которые сильнее паттернов защиты любого не-травматика. Критикующий обычно получает за слова по голове и если остается жив, сильно удивляется о несоразмерности ответа (в мире не-травматика вербальная критика не может равняться физическому насилию) и говорит «ну всё, я так и знал, что ты агрессивная скотина». Возможно, именно так сложились отношения России и Запада на определенном этапе, когда конструктивный диалог был возможен, но то что было названо «загадочной русской душой» так и осталось непонятым. Возможно именно этого не понимают сторонники жестких санкций против России – травматика нельзя сломать жестокостью, оно пройдет сквозь его структуру и на выходе породит жестокость в разы большую.

Выпускник институтов насилия мечтает о свободе, но понятия не имеет как с ней быть – просто отсутствую нейронные связи навыков. И часто, к сожалению, вырвавшись на свободу он в первую очередь реализует свободу на насилие, а потом захлебнувшись в нем согласится на что угодно, лишь бы кто-то всё это остановил, потому что если лобными долями контроля с рождения выступают боги-начальники, свои не развиваются (привет, лихие 90-е).

Насилие для травматика - часть коммуникации. Даже тем самым богом-насильником-начальником он хочет стать, чтобы всю собранную в себя агрессию обрушить на новую жертву и ему бы наконец-то стало легче. И это формирует замкнутый круг.

Первый шаг для разрыва круга насилия: осознание.

Ор на роженицу в родах - не норма, а преступление. Если женщина шла по улице, подвернула ногу и упав, вскрикнула, как вы отнесетесь к человеку, который шел рядом и на её крик отвешивает пощечину со словами «трахалась, тебе не больно было»?

Насилие в детском саду – не воспитание ради ребенка – это способ выхода агрессии воспитателя и неспособность её сдержать: это профнепригодность.

Травля в школе – это не проблема лопоухих ушей, лишнего веса или инвалидности ребенка – это проблема легализованного насилия. Это проблема «разрядки» детей (не всегда из благополучных семей в самом широком смысле) через выбор «козла отпущения» при бездействии (а то поощрении) администрации.

Обращение с человеком в больнице как с куском мяса – не медицинская необходимость, а серьезное нарушение прав человека.

Хамство и унижение на работе – не проблема плохого отчета сотрудника, а полное отсутствие корпоративной культуры.

Тюрьма – не место для унижения человеческого достоинства: тюремные стены лишь «протезы» лобных долей. Лобных долей, которые не сработали в рамках общепринятых точек приложения торможения, а преступления в виде неуплаты НДС и отрубание рук жене нельзя равнять, потому что под ними абсолютно разная психология (или психопатология). Про досудебное содержание, когда вина ещё не доказана, и говорить нечего…

Это страшно осознавать, особенно если окружение не готово слышать, но это первый шаг что-то исправить, сказать «так не должно быть».

Второй шаг: собственное ежедневное усилие.

Разорвать этот круг собой, своими действиями, пережить свою травму и ещё иметь ресурс на контейнирование чужих – надчеловеческий подвиг, это НЕ справедливо, это добровольная жертва. А жертва только и может быть добровольной – принудительная жертва моментально превращается в новый виток насилия.

Но мир меняется, как ни странно с самых неожиданных сторон. Например, посмотрите сколько жалоб в сфере прав потребителя (которая правды ради значительно улучшилась за последние лет 10)? Это прекрасно! Люди считают, что так не должно быть – что хамить – это форс мажор, о котором нужно сообщать и жаловаться. То есть сфера услуг уже де-сакрализирована, а ещё живо и бодро поколение, которые на себе ощутило легендарное хамство продавщиц и операционисток того же «Сбербанка».

Придет время и других сфер. Потому что интернет, потому что границы открыты – и не так просто это все закрыть без серьезнейших экономических потерь. Потому что не так уж и мало по-настоящему верующих и готовых нести крест и подставлять другую щеку (то есть снова и снова контейнировать боль другого, проявляемую через агрессию), потому что есть безумно прекрасные волонтеры в самых разных социальных сферах. Потому что большой скандал вызывает комментарий звездной мамы о темной комнате для её сына как мере нормального воспитания.

Первая заповедь Христа «блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное», где «нищие духом» – совершенно своеобразный термин в истории древнего Израиля. Он означал не просто социальную группу, он означал людей, которые жили надеждой на восстановление правды на земле.

Кто эти люди, которые независимо от своего социального статуса готовы тратить свои ресурсы на отстаивание этой самой правды?

Это матери, наполняющие своих детей ресурсом любви, вопреки своему травматичному опыту детства. Это отцы, берущие отпуск по уходу за ребенком, оберегающие своих дочерей от правды грустной шутки «своим успехом у женщин он был обязан всем плохим отцам мира, которые так и не нашли время для собственной дочери». Это школьники, активно выступающие против травли, которым говорят «куда ты лезешь». Это женщины, которые считают, что беременность - естественная часть жизни и они имеют право рожать как им комфортно, а не как «положено». Это активистки, которые говорят, что домашнее насилие не личное дело семьи. Это политики, пытающие показать, что управлять можно не только страхом. Это волонтеры, пытающиеся рассказать, что ад он на земле, например, больничные отделения отказников. Это люди, поднимающие темы, что медсестра не имеет права хамить, врач не имеет права унижать, тюрьма не лицензия на насилие. Это авторы книг и блогов о личном опыте насилия, принимающие на себя шквал обиднейшей критики «сами вы во всем виноваты». Это верующие люди, выступающие против безумства статьи «Об оскорблении чувств верующих», потому что Христа ровно за то и распяли – он очень оскорблял чувства верующих фарисеев. Этот список к счастью очень и очень длинный.

Все те, на кого многие косо смотрят, осуждают, не принимают и обсуждают на хейтерских форумах. Но кто сказал, что люди, меняющие устоявшиеся нейронные связи насилия должны быть «светлыми человечками» с елейными речами? Как смотрели на тех, кто призывал к отмене рабства и боролся за него?

Всем этим людям очень хочется пожелать: даже если вам кажется, что ваше очередное усилие разбивается о стену непонимания и ничего не меняется, помните о том, что в деле терапии, а уж тем более терапии целого общества, даже самое интенсивное усилие не всегда приносит быстрый и заметный результат.

И да, это иногда заставляет отчаиваться и опускать руки. Слать все к чертовой бабушке и прочие «да варитесь вы в своем…». Да и эти члены этого малого стада могут сбиваться с пути. Люди-борцы не обязаны 24/7 демонстрировать свой нимб – у них могут быть свои падения, предательства, разочарования и т.п.

Но каждый ваш искренний шаг и вложенное усилие – это несгораемый депозит, который может только увеличиваться, замораживаться да, но не исчезать. Вот все вы и есть соль земли, если вы потеряете надежду, то что изменит мир?

Читайте также: Руководство по изменению жизни

Поделитесь этой важной статьей с друзьями! Возможно, кому-то она поможет улучшить жизнь.